Две преданности

[Anna_Dreamer]

Вас приветствует представитель фэндома творчества Жюля Верна! Осмелюсь предложить фанарт его почитателей (пока что в моём лице), вдруг кто да заинтересуется!..

Тип: фанфик
Фэндом: "Таинственный остров"
Автор:  Anna_Dreamer, то бишь я
Название: Somewhere Over The Rainbow
Жанр: феерия
Герои: Гедеон Спилет, Сайрес Смит, редактор безымянного издательства
Предупреждения:
1) ООС! Прочитав имя Гедеона Спилета, следует осознать, что это практически не он.
2) AU! Глобальное и бесповоротное: Сайрес Смит погиб под Ричмондом.
3) Мистика!
Описание: Страшный Мир и Мир Мечты Гедеона Спилета.

If happy little bluebirds fly
Beyond the rainbow,
Why, oh, why can't I?
Эдгар Харбург

***
…-Так значит, вы тот самый Гедеон Спилет?
Мистер Джемссон потушил третий окурок и с тупым равнодушием закурил в четвёртый раз. Настроение было хуже некуда. Ему порядком надоело всё в этот день: и глупые замечания машинистки, и серый мерзкий дождь за окном, и этот полоумный человек, сидевший сейчас за столом напротив него. Мистер Джемссон смотрел на гостя очень мрачно. Ему говорили о некоторых «особенностях» этого человека, однако редактор не предполагал, что дело окажется настолько плохо. Странная, диковато-рассеянная улыбка блуждала на бледных губах посетившего его господина; всколоченные рыжеватые волосы как нельзя лучше дополняли небрежный помятый костюм и давно не чищенные башмаки. Разросшиеся бакенбарды придавали лицу человека нервозную болезненность; он выглядел так, словно по крайней мере год не видел солнечного света.
Больше всего на свете мистеру Джемссону хотелось встать, что-нибудь брезгливо бросить в лицо посетителю и удалиться. Прошёл уже час, а разговор ни на йоту не сдвинулся с мёртвой точки.
-А вы всё-таки меня знаете, любезный, - вопреки всему тому, что говорили раньше, - мягко улыбнулся человек напротив. – Что ж, да: наверное, это я и есть.
Что значит «наверное»?.. Он что, имя своё хорошенько не помнит?
-Во всяком случае, - раздражённо выговорил мистер Джемссон, - вы именно тот, кто прислал нам месяц назад рукопись романа «Таинственный остров»?..
Это было явным разочарованием. Он-то надеялся, что у автора будет представительное и умное лицо!.. вытрясти побольше денег из его книжонки... Ничего в ней нет особенного, по пять раз на дню такие присылают!.. Остров, подумаешь!..
-Да, да, это я! – немедленно и энергично закивал ненормальный, тут же подавшись вперёд. – Что вы решите? Быть ли роману в печати?
И ждёт, затаив дыхание.
Ну чисто ребёнок, ей-богу!.. Мистер Джемссон закатил полуприкрытые от усталости глаза. А интересно, сколько ему на самом деле лет: может, сорок пять? пятьдесят?..
Надо было придумать какую-то отговорку. Мол, в редакции завал с материалом, слишком много поступлений, среди них есть вещи куда более достойные, чем ваша глупая утопическая выдумка… Но на деле редакция остро нуждалась в свежей струе, и на первый взгляд неудобоваримый романчик до досады идеально подходит на эту роль. Что ж, не имеет же он права теперь отказать…
-Да, - выплюнул он согласие, заблаговременно отъехав на стуле поближе к стене. – И успокойтесь. – Он презрительно отвернул нос, глядя, как Гедеон Спилет в восторге сцепил руки на груди. Впрочем, редактор ожидал более бурных изъявлений; секундой позже странный человек медленно опустил сжатые руки – и что-то мягкое залегло в его преобразившемся лице.
-Я счастлив, мистер Джемссон, - очень спокойно произнёс он, опустив глаза долу. Улыбка его стала чуть более уверенной. – Это всё, что я должен был знать.
-Ну что же это такое, - выдавил сквозь зубы редактор. – Вы осознаёте, что нам с вами нужно многое обсудить: место на странице, ваш псевдоним?.. Где вы живёте?
-Что? – переспросил Спилет; он удивлённо воззрился на мистера Джемссона – очевидно, всё витал в облаках.
-Где вы живёте? – громко и отчётливо повторил мистер Джемссон, чувствуя себя донельзя глупо.
-Ах!.. – откликнулся наконец полоумный. – Жил. То есть жил, - пояснил он свою поправку. – Раньше вы могли бы меня найти по адресу Парк-Лейн, №911. Но я оставил эту квартиру. Ведь там мне больше делать нечего…
-Так что же вы мне называете её? – процедил мистер Джемссон. – Раз вы оттуда съехали…
-Так ведь я не поселился нигде, - и Спилет широко улыбнулся в ответ.
На секунду повисло молчание.
-Как же прикажете вас искать? – ледяным голосом спросил редактор.
Спилет безмятежно взметнул бровями.
-Никак!..
-А если потребуется ваше участие?.. – мистер Джемссон собрал остатки терпения.
-Оно вам не потребуется!
Забавно. Это был первый автор в его практике, который не держался зубами за своё право с боем отстаивать каждую точку и запятую.
-Вы заняты? Вы работаете? – спросил мистер Джемссон, чтобы как-нибудь это объяснить.
-Работаю?.. Я уже сделал всё, что нужно.
-Но ведь вы каким-то образом зарабатываете на жизнь?
-Ах вот вы о чём! – воскликнул Спилет, всплеснув руками, как будто это было самой что ни на есть неочевидной и никчёмной вещью. – Я работал, - снова поправил он в том же ключе. – До вчерашнего вечера я числился специальным корреспондентом «Нью-Йорк Геральд» - и получил расчёт буквально только что.
Он вроде бы испытывал некоторую трудность, произнося слова «корреспондент», «Нью-Йорк Геральд»; словно ему тяжело и почти даже больно было говорить о своём прошлом; а теперь он даже как будто был рад. Мистер Джемссон подумал, что любой нормальный человек, получив расчёт от Беннета, должен был немедленно пойти и повеситься.
Но всё же: что открывается!..
-Так значит, вы – именно тот Гедеон Спилет – не однофамилец, – который оказался в плену у южан совсем незадолго до взятия Ричмонда? Это вам принадлежит статья «Южные бесы», которую теперь предлагают молодым журналистам как образец военной корреспонденции?
Признаться, эти обстоятельства, даже окажись они правдой, отнюдь не улучшили отношения мистера Джемссона к полоумному гостю. Конечно, тираж можно будет повысить, улучшить качество бумаги, заказать иллюстрации… Но какая-то необъяснимая глухая досада сопровождала все преимущества знаменитого имени.
Глаза Спилета поблекли и погрустнели, он разом весь как-то сместился, словно судорогой сведённый от неприятного воспоминания.
-Я был когда-то… - бессвязно пробормотал он, - то есть, нет, - он резко тряхнул головой и вдруг со страшным контрастом счастливо улыбнулся: - А если бы не Ричмонд!..
А мистеру Джемссону этот чудаковатый господин уже давно стоял поперёк горла. Ему до того надоело слушать его ненормальные речи, что он был близок к тому, чтобы встать и указать гостю на дверь.
Но доверчивые глаза Спилета не давали ему сделать этой грубости; он чувствовал, кроме крайнего презрения, какую-то необъяснимую неловкость: прогнать этого чокнутого было бы всё равно, что ударить ребёнка. Кроме того, мешало сознание того, что имя Гедеона Спилета обеспечит больше успеха безнадёжной книжонке, чем если бы её написал никому не известный автор.
Чувство стеснения приводило мистера Джемссона в ещё большее раздражение, и чем явственнее Спилет проявлял свои странности, тем больше сердился редактор.
-Значит, остров в Тихом океане? – недоверчиво хмыкнул мистер Джемссон.
-Да!.. – восторженно прошептал гость.
-И на него попадают пятеро северян?
-Да! – отвечал гость с упоением во взгляде.
Мистер Джемссон читал книгу, но муторно кипевшие чувства говорили, что следует продолжить издевательский допрос. Спилет, кажется, и не слышат тона редактора…
-И благодаря просто сверхъестественному уму и смекалке эти люди основывают там свою маленькую цивилизацию? – уже не скрывая ядовитой насмешки, спросил мистер Джемссон.
-Да, да!
-Терпя многочисленные лишения и постоянно вступая в единоборство с природой?
-Да, да, да! – Спилет всё повторял это слово. Его глаза снова ярко засверкали, на бледной коже проступил румянец. Он казался вполне живым.
-А откуда вы взяли этого капитана Н… Не…
-Капитана Немо, - твёрдо и уверенно закончил мистер Спилет.
-Да, точно, - с ленивой небрежностью подметил мистер Джемссон. – Что это за книга: такой книги не существует! Где вы откопали её и её автора?
Спилет возвёл сияющие глаза к небу.
Редактор обречённо опустил руку на лоб.
Решительно, этот разговор вёл в никуда. Чокнутый господин своими ответами только распалял злость и без того доведённого до предела редактора. Мистер Джемссон встал и шумно хлопнул ладонью по столу.
-Ну, хватит, – он сурово зыркнул на безмятежного гостя, который вперил взгляд куда-то в потолок. – Раз вы не соблаговолили сказать мне, где вас искать, вы должны будете сами явиться к нам через несколько дней. Я буду ждать вас во вторник в это же время – и очень надеюсь, что вы придёте в более вменяемом состоянии. Необходимо обсудить авторские права.
-Просто поставьте моё имя, - Гедеон Спилет сделал безразличный жест. Потом вдруг что-то сверкнуло в нём, он будто опомнился: стремительно подался вперёд и схватил изумлённого редактора за руку:
-Мистер Джемссон, благодарю вас!.. Если бы не вы, ничего бы не вышло! Господь воздаст!
Редактор с большим неудовольствием высвободил руку.


***
Над головой высилось синеющее чернильное небо, обрамлённое угольно-чёрными когтистыми ветками старых дубок, высившихся над дорожками Центрального парка. Гедеон Спилет неслышно скользил, почти не оставляя следов на примятой земле. Волосы его безвольно развевались на зимнем ветру, неприкрытые уши незаметно мёрзли и краснели; под ногами хлюпал последний талый февральский снег. Руки Спилета, как ненужные, болтались из стороны в сторону, голова его словно отяжелела и поминутно склонялась на бок, как бы нетвёрдо держась на шее.
Что с того, что с ним были грубы? Да и какое вообще ему дело, что редактор сказал?.. Его не трогает и не может трогать мнение этих несчастных зашоренных людей, не видящих и не понимающих того, чем живёт он… Они решительно не могут осознать, как тёмен и плох тот мир, который они населяют; они ведь даже не знают, что это совсем не настоящий мир!..
Что с того, что это была та самая редакция, в которую он пришёл, едва только бросив университет? Он принёс сюда свои юношеские записки, надеясь заработать ими на жизнь. Тогда их отвергли все до единой, и это настолько обескуражило Спилета, что он дал себе страшную клятву никогда ничего больше не писать. Спилет рассеянно улыбнулся; так много лет прошло!..
Ничего, решительно ничего больше не значило. Мир молча выл и кружился вокруг идущего Гедеона Спилета, безуспешно пытаясь задеть его своими смертоносными ветрами. Спилет был прочно, крепко защищён: его предписание выполнено – и его судьба должна решиться!.. сейчас!.. возможно, даже прямо здесь!.. теперь он будет счастлив!.. счастлив навсегда!..
Осознание собственного счастья постепенно приходило в сердце Спилета, и его парящая походка уже не казалась со стороны такой жуткой и безумной, как прежде; правда, он всё ещё производил впечатление помешанного. Он поминутно возносил сцепленные руки и глядел по сторонам исступленно-радостным взглядом. И из груди его вырывалось:
-Ах!.. Совсем скоро!.. Неужели?..
И он шёл дальше.
Пьянящее чувство свободы и абсолютной радости кружило голову и придавало сил; ничто больше не могло бы озадачить или напугать его; никто бы больше не посмел его тронуть, поранить, повалить на землю, - всё уже позади!..
Вдруг в дальнем конце аллеи блеснул белёсый огонёк. Дымчато-призрачная субстанция, развернувшись из неизвестной точки в грязном нью-йоркском воздухе, своим появление вызвала нечто наподобие волны, и отравленные промышленным дымом струи разошлись, как круги на воде. Спилет ощутил свежий запах зелени и моря.
Трепеща на этом ветру, как беззащитный лист, он медленно двинулся к необъяснимому свету, робко тяня к нему руку – и всё ещё боясь… не веря…
Субстанция между тем вращалась и ширилась, вытесняя всё новые и новые слои воздуха; её формы стали более округлы и совершенны; и в конце концов меж двумя столетними клёнами выросло нечто огромное, жемчужно-белое, тонкое, как кружево, и бесконечно объёмное, как капля воды. В сгустках полупрозрачного дыма угадывалось нечто наподобие стрельчатой арки, едва уловимо разливавшей готические мотивы. Гедеон Спилет застыл как статуя перед ней, немо впиваясь взглядом в творившееся чудо.
Тут в самой середине арки разверзлось пространство, и наружу вырвался сначала ослепительный свет, разложенный на спектр в порхающих облаках; а потом из вновь соединившегося тумана соткалась тёмная фигура…
Гедеон Спилет не чувствовал земли под собой. Сердце его обмерло и как будто остановилось. Он мог только стоять и смотреть на то, как эта фигура проясняется, обретает чёткие, выдержанные формы; как выступает лицо, руки, плечи, голова… Сколько лет он представлял себе эту минуту, сколько долгих бессонных ночей он в жару и в бреду шептал что-то и за себя, и за кого-то другого – но разве могло это сравниться с тем, что он видел и чувствовал теперь?..
Клетка за клеткой, всполох за всполохом – вместе с очерчивающейся фигурой восставали в памяти горячечные образы рокового февральского дня 1865 года. Всё было ровно так, ровно так, как помнили глаза, как помнило сердце, как помнили руки, трогавшие холодную кожу мертвеца… Синий мундир, истёршийся, рваный и грязный, блёклые полуоторванные пуговицы, мятые нашивки, разрезанный ворот; здесь и сейчас он даже будто видит пятна высохшей крови как раз на том месте, где раньше зияла страшная рана. Бледные худые руки с тонкими пальцами… Сердце издало рыдание, вспомнив, как появились на бумаге эти разметавшиеся неподвижные руки… Чересчур большой нос, густые чёрные усы и чёрные же волосы с явственно блестящими в них седыми прядками… Ах! Спилет вдруг почувствовал острейшее желание закрыть глаза – не просто, а руками, чтобы уж совсем наверняка; ему было невыносимо смотреть – и вместе с тем так хотелось… так хотелось… Он ясно вспомнил, как дождь заливал лицо погибшего майора, очевидно, только один и плача по нему во всём том проклятущем южном городе; как он сам всмотрелся в этот лик белее полотна – и как какая-то безымянная сила вдруг повлекла его к верху… Он поднял глаза – и что-то невероятное произошло в воздухе: сквозь серый, безрадостный день, сквозь тучи, закрывавшие этот Содом от взгляда Отца Небесного, внезапно послышалась чистая птичья трель. Тучи разошлись, и образовалось небольшое окошечко лазурно-голубого неба, откуда ключом забило яркое солнышко, – и в уголке глаза Спилета, полупризрачная, вспыхнула на мгновение яркая искрящаяся радуга… Радуга была там – в недосягаемой вышине, на краткие моменты показавшей свою красоту и своё величие; а когда Спилет опустил голову, он увидел у себя в руках карандаш, а в записной книжке рядом с портретом убитого – быстрые, неизвестные ему строчки, цветшие радостью и жизненной силой.
Из белого тумана соткались глаза, потрясавшие своим сильным и мощным взглядом. Густые брови, вечно немного нахмуренные, тонкие морщинки на лбу и в уголках глаз, впалые щёки, когда-то ловко оттенённые им толстым, затупившимся карандашом… Он был живой, живой человек, не набор слов, не труп, не привидение; и он делает шаг – и одновременно протягивает руку…
И тут всё существо Спилета оживает и рвётся с места. Оцепенение ещё сказывается: удаётся сделать очень невнятный шажок, но то, как метнулась рука к протянутой руке, должно было сказать ему, кем бы он ни был, что его здесь ждали очень, очень давно.
Пальцы тёплые… Совсем как он мечтал… Зачарованный, Спилет не мог оторвать глаз от пришельца из неизведанного.
-Сайрес…
Невозможно передать на бумаге, как прозвучало это имя в одинокой аллее тёмного Центрального парка, как вместе с воздухом и звуковой волной наружу вышло всё, что Спилет вытерпел и выстрадал, трудясь над тем, кто появился сейчас перед ним.
Глаза пришельца радостно заискрились. Он сжал руку бывшего журналиста.
-Здравствуйте, Спилет.
И эти простые слова могли бы заменить ему всё!..
Внутри что-то лопнуло, и слёзы заструились из глаз. Он так долго ждал – и дождался наконец… Голос Сайреса Смита, не раз смутно звучавший в его снах, разом воскресил в нём всё, что безвозвратно погибло под гнётом тёмного, беспросветного существования…
Спилет с детской надеждой подался вперёд.
-Вы пришли за мной, Сайрес?..
Мистер Смит улыбнулся.
-Да, дорогой Спилет. Я пришёл, чтобы забрать вас домой. Но сначала вы скажите мне, будет ли ваш труд опубликован?..
-Да… - прошептал Спилет, не меняя тона и выражения лица. На его чистом челе было ясно написано безграничное счастье. – Да… Редактор сказал, ни смотря ни на что.
-Славно, - Сайрес говорил об этом как о досадной формальности. – Вы сказали всё, что должны были сказать. Ваш путь завершён, и настала пора вернуться домой.
Спилет светло улыбнулся сквозь слёзы:
-Вернуться?.. А разве я уже был там когда-то?..
Ответная улыбка Сайреса немедленно внушила уверенность, что это несомненно.
-Только помните, что, отправившись со мной, вы никогда уже не будете жить вашей прежней жизнью, - Сайрес окинул своим небесным взором окружающее. – Вам следует попрощаться с Нью-Йорком: таким вы его больше уже не увидите.
Спилет в свою очередь огляделся вокруг. Сквозь часто черневшие решётки парка он увидел длинные прямые улицы, множество огней, много, много беспорядочного движения, высокие и низкие дома, и через стёкла окон он увидел разных людей, никогда не любивших и не понимавших его.
-Не будете ли вы жалеть, что покинули это место? – шепнул мистер Смит.
-А там, в бухте Союза – сейчас там плещутся волны и играют золотистые солнечные лучи?
-Да.
-А над горой Франклина чуть клубятся лиловые лёгкие облачка?
-Да, Спилет.
-А у излучины реки Благодарности всё так же красиво и зелено?
-Да.
-А в Гранитном Дворце?.. От очага веет теплом?.. На море за окном штиль?.. Герберт рассматривает атлас?.. И свечка дрожит?..
-Да, да, Спилет.
-Да!.. Так зачем вы спрашиваете, Сайрес?.. А… Сайрес!..
-Что такое?
-А я буду помнить, кем был, как жил и что делал?
Смит снова улыбнулся.
-Это зависит от вас.
-То есть как это?..
-Вы увидите. Всё не совсем так, как вам, должно быть, кажется, но вы будете довольны.
-Сайрес!..
-Нам пора идти. Скажите, а вы не боитесь?
Гедеон Спилет подал обе руки Сайресу Смиту, и улыбка непоколебимой веры осветила его бледное лицо:
-За вами, Сайрес, хоть к чёрту в зубы.

***
…Стороннему наблюдателю, если бы таковой оказался в противоположном конце аллеи в тот поздний час, могло бы показаться, что странно ведущий себя прохожий, разговаривающий с пустым местом и необычно жестикулирующий, просто шагнул в темноту или растворился в воздухе.
Гедеон Спилет исчез.

конец

И ещё один фанфик - по обычно менее читаемому произведению, что весьма печально, учитывая его художественную ценность!

Тип: фанфик
Фэндом: "Путешествие и приключения капитана Гаттераса"
Автор:  Anna_Dreamer, то бишь я
Название: Credo («Верую» – лат.)
Персонажи: доктор Клоубонни, Джон Гаттерас, Альтамонт.
Отказ: все канонные горести и радости принадлежат перу Жюля Верна. Претендую только на собственные эмоции и резонанс с доктором Клоубонни.
Описание: постПолюс.


-Так значит, этим всё и кончилось? – горько спросил Альтамонт. У окна над его плечами зеленели полупрозрачные лёгкие кроны молодых дубов; на лицо американца падали полосатые полутени замысловатых оконных рам.
-Да, этим и кончилось, дорогой Альтамонт, - отвечал доктор Клоубонни тихим, мелодичным голосом, и тёплая печаль опустилась на его некогда извечно жизнерадостное, весёлое, цветущее лицо. – Больше сказать нечего. Вы хорошо сделали, что пришли сюда.
Альтамонт отвернулся от окна и, встав спиной против света, бросил обречённый взгляд на доктора, который сидел в глубине комнаты на железной кровати. Голос его, сорванный криками на Северном полюсе и нечеловеческими усилиями, испытаниями на обратном пути, вернулся постепенно; только звякающих мелодичных ноток добавилось в его живой, весёлый тембр. Руки его, спасшие столько человеческих жизней, сейчас бережно поддерживали в своих объятиях человека, жизнь которого было спасти недостаточно.
Требовалось спасти его душу.
Капитан Джон Гаттерас, переменившийся до неузнаваемости, почти неподвижно застыл в его руках, распростёртый на больничной койке. Ужасающий своей тупой бессмысленностью взгляд был направлен в неизвестную точку. Безнадёжно отсутствующее выражение обратило в камень его лицо.
Доктор, сидевший в изголовье, положил на колени подушку и нежно баюкал голову своего несчастного друга. Временами Клоубонни, не плача и не жмурясь, опускал подбородок на ослабевшие, поседевшие волосы и так тихонько покачивался из стороны в сторону, словно напевая про себя колыбельную. Сколько бед, треволнений и страданий доставил ему этот человек! Сколько раз доктор обжигал руки неизмеримым холодом, всем своим горячим сердцем льня к ледяной натуре неукротимого Гаттераса! Сколько мучился этот невероятный образец верности! – и вот теперь он здесь, рядом с капитаном Гаттерасом, когда того покинули не только мятежный экипаж, первый помощник, удача, друзья, силы, надежды, смысл жизни – но и самый разум оставил его!
Доктор стал молчаливее и грустнее, но его верность ничто не могло поколебать. Он тихо, печально и как-то светло переживал на себе недуг Гаттераса. Призвание врача, инстинкт доброго человека, зов непобедимого любящего сердца крепко привязывали его к бедному безумцу. Доктор, да ещё Дэк, печально свернувшийся у ног Клоубонни, ни за что не соглашались покидать Гаттераса.
Его часто навещали старые друзья, товарищи, бок о бок с которыми он столько вытерпел; эти люди ничего не могли сделать – они только жалели его. Впрочем, доктор полагал, что это может пойти на пользу, и всегда очень радовался таким посещениям.
Неизвестно, как отзывался на них Гаттерас. Доктор не знал даже, чувствует ли бедный капитан, как бьётся сердце доктора совсем рядом с его собственным, надорванным сердцем. Но Клоубонни не задумывался об этом. Ему важно было быть рядом с Гаттерасом: ему хотелось верить, что так ему будет лучше.
-А я, доктор, - тяжело вздохнул Альтамонт, - наверное, не вынес бы и пяти минут на вашем месте.
Его взгляд был полон сострадания, но всё-таки некоторая опаска отражалась на его лице при виде безумного капитана. Доктор с доброй, ласковой улыбкой посмотрел на Гаттераса сверху вниз и погладил чуть чернеющие густые волосы, которые нередко собственноручно приводил в порядок.
-Не говорите глупостей, Альтамонт. Вы спасли капитану жизнь, и если бы не ваше мужество и преданность, не видать бы больше этим глазам белого света.
Альтамонт поймал остановившийся взгляд Гаттераса и с болью подумал, что капитан и сейчас особенно света не видит. Доктор понял это и сокрушённо покачал головой, крепко прижимая сумасшедшего к груди.
-Всё могло быть много хуже. Мы могли погибнуть в пути. Мы могли потерять его уже после… Нам могли не поверить! – он с великим ужасом вздрогнул. – Лучше так, когда спокойней… И я ещё лелею надежду…
-Как? – изумлённым шёпотом спросил Альтамонт. – Вы ещё верите, что капитана можно вернуть?
Доктор помолчал минуту. Та безграничная вера, которая двигала когда-то Гаттерасом, придавала ему сил, воодушевления, энергии, стала своеобразным наследством, передавшимся доктору. Теперь Клоубонни был вместо Гаттераса. И сдаваться он не мог.
-Для меня было бы большим несчастьем, если бы пришлось однажды осознать, что рассудок покинул его безвозвратно. – Он с тоской посмотрел на Гаттераса, который вдруг быстрым движением повернул голову и уставился безумными глазами на убегающий к горизонту север. Клоубонни тяжело поднял руку и остановил её на уровне этих несчастных глаз, которые, чуть начав тлеть, тут же потухли. Великая печаль окутала осунувшееся лицо Гаттераса, и он снова уронил голову доктору на подушку.
Прошло четверть часа, и веки больного начали потихоньку тяжелеть. Доктор заметил и обрадовался этому – и сделал знак Альтамонту, чтобы тот говорил и ступал тише.
-Мой больной засыпает, Альтамонт, - с ласковой печалью проговорил доктор Клоубонни, бережно сжимая Гаттераса в объятиях. – Вы знаете, наверное, будет лучше… Могу я вас попросить?..
-Конечно! – с готовностью сказал Альтамонт. Ему было немного жаль расставаться с доктором, но он уважал больного и направился к двери, чтобы уйти.
-Приходите завтра, - проговорил доктор ему вслед. – Мы предпримем прогулку на луга и в рощи – свежий воздух пойдёт на пользу всем нам, троим.
Он всё ещё говорил так, будто Гаттерас жил среди них.

Альтамонт ушёл, а доктор Клоубонни остался на месте, безмолвно баюкая сумасшедшего друга, и новые мысли, надежды приходили в его умную, ясную голову.
-Вот ты и уснул, а я уже не ожидал этого, - чуть слышно, едва шевеля губами, сказал он Гаттерасу. – Лучше, если ты отдохнёшь сейчас, и тогда вечером мы попробуем книги. А я вчера был в Ливерпуле и встречался с коллегами по Географическому обществу, все они в восторге и не перестают поздравлять меня. Некоторые из них хотели тебя видеть, да я не позволил. Нам это ни к чему с тобой, правда? Нам было бы лучше и вовсе обо всём этом поскорее забыть.
Гаттерас слабо застонал во сне, и доктор поскорее поправил подушку и легко прижался щекой к разметавшимся волосам.
-Да, знаю, - горько сказал он. – Но, возможно, это и не единственный способ. Ты всегда верховодил мной, я всегда с охотой подчинялся твоим приказам; но теперь ты в моих руках, и я буду щадить тебя так, как только дозволено.
Стоны прекратились.
-Вот так. Так-то лучше. Я верю, что это не единственный способ. Сколько бы времени это ни заняло, каких бы сил это мне ни стоило, но я сделаю всё, чтобы вернуть тебе разум; я так скучаю без тебя…
Ветки молодых дубов неслышно бились о стёкла, горестная больница для умалишённых постепенно погружалась в вечерние сумерки; а у ног доктора Клоубонни, недремлюще хранившего сон капитана Гаттераса, свернулся верный Дэк, такой же ласковый – и такой же безропотный...

конец

@темы: Жюль Верн, фанфик, фанарт